АПОФЕОЗ В ДОМАШНИХ УСЛОВИЯХ

или

FINITA LA COMEDIA


-1-

Cтемнело. Я вхожу в пустую квартиру, закрываю за собой дверь, поворачиваю в замке ключ. Вечер не обещает мне ничего. Я остаюсь со своей залатанной и измятой, как старая тряпка, душой. Она устало притихла где-то внутри моего тела, она больше не плачет. С её обкусанных губ тонкой струйкой сочится кровь. Она кровоточит. Я снимаю ботинки, вешаю куртку в прихожей на крючок и не спеша иду к себе в комнату. В ней царит вчерашний беспорядок. Он ждал меня весь день, и вот я вхожу в него, зашториваю окно, в которое упорно стучится ветер и подглядывает жёлтая круглая луна; мельком смотрю на картонного Иисуса Христа, стоящего за стеклом буфета и дарящего своё благословение всем, входящим в эту комнату. Я пробираюсь сквозь свитера, штаны, майки, лежащие на полу, сгруженные на спинки стульев; через разбросанные кассеты, отвёртки, карандаши, мимо письменного стола, заваленного книгами, фотографиями, проводами, обрезками кожи, различными другими, столь же неоднородными предметами; мимо полупустой бутылки со спиртом, через незаконченные эскизы психоделических сюжетов, мимо кресла, на котором покоится мятый медицинский халат, футболки, рубашки, старая дамская сумочка, фотоаппарат. Мимо журнального столика с учебником по гинекологии, стереонаушниками, деревянным волком, сделанным когда-то моим дядей, ныне уже конченным алкоголиком; с глиняной вазочкой и торчащими из неё сухими цветами; с исписанными до последней страницы конспектами. Я добираюсь, наконец, до дивана. Я опускаюсь на пол рядом с ним. С потолка на меня глядят надутые резиновые перчатки, растянутая рыболовная сетка, полосы магнитофонной ленты и забавные рожи, вырезанные их остатков различного материала. Со стен смеётся психоделика. С улицы тянет холодом, из соседней комнаты - пустотой. В воздухе висит одиночество. Если бы можно было кончать с собой бесконечно, я бы только этим и занималась. Когда я беру в руки револьвер, я с сожалением понимаю, что это делается только один раз... Играем в самоубийство. Я заряжаю игрушку - чёрный лакированный пистолет, я ставлю "Агату Кристи", я подношу его к виску... я знаю, что это можно делать бесконечно... Пистолет переливается в свете электрической лампочки, спрятанной под рассеивающий плафон.

"...Частица чёрта в нас
заключена подчас -
а ну-ка раз..."

Ещё раз... Ещё раз...

Но даже искусственный курок нажать не так-то легко. Жизнь проносится перед глазами цветными картинками. Вспоминается, как на зло, самое хорошее. Я давлюсь остатком тоски и чувством брошенности. А в душе ещё брезжит надежда на светлое будущее, хотя разумом понятно, что его не будет никогда. Я держу пистолет в руке и знаю, что сейчас сюда никто не войдёт, не заберёт его у меня. Когда он заряжен, пусть даже это игрушка, рано или поздно он выстрелит. Потому, что это можно делать бесконечно. Может, пройдёт минута, может - пять, может - десять. Доиграет кассета. Я переставлю её на другую сторону. Потом ещё минута. Потом ещё две. Кончится песня. Я держу пистолет в руке. И не могу. Теперь он перестал быть игрушкой. А для того, чтобы сделать это только раз, нужно время. И нужны силы.

Выстрел. Игрушечная пулька попадает в ножку стула, отлетает от неё и падает на пол. Осталась вторая. Прошло ещё пять минут. Ещё через пять меня не станет. А утром снова, как ни в чём не бывало, взойдёт солнце. И по улицам пойдут тысячи ног - туда, сюда... Трава будет расти так же, как росла вчера; дома останутся на том же месте. А меня не будет. Просто так. Игра сыграна. Началась другая песня. Я подношу пистолет к виску, ставлю палец на курок... а музыка будет играть...

Выстрел. Следующая песня. Опыт вне тела. Я остаюсь в той же позе - сидя на полу, облокотившись на диван. Пистолет лежит на коленях. В момент выстрела не было ничего - было даже забавно и весело. А потом страшно. Пулька врезалась в висок и отлетела. Все святые вместе с Иисусом Христом схватились за головы. На них было жутко смотреть. По-моему, даже дьявол слегка опешил. Я беру пистолет, заряжаю его. Во второй раз сердце начинает биться быстрее. Интересно, узнает ли кто-нибудь об этом? Я уже знаю, что чувствует человек, который жмёт на курок. До этого - чувства. После этого - чувства. В момент выстрела - жуткое хладнокровие.

Выстрел. Второй - случайный. Чувства те же. Святые хватаются за головы. Снова страшно. Но уже привыкаешь. Третий раз не хочется потому, что ничего нового не произойдёт. За один вечер я совершила два преступления. Боюсь, что вот этого Бог мне не простит. Я чувствовала, как содрогалось небо. Как пол уходил из-под меня, а я летела вникуда. Что было потом? Страх. Опыт вне тела. Ни ада, ни рая. Цветная тишина. Никого вокруг, и перекошенные лица святых, размазанные по иконам. Они любили меня. А я предала их любовь, я швырнула её им в лицо. За это меня сожгут на костре. Черти станцуют перед этим магический танец, а самый маленький бросит зажженную спичку. И сейчас мне никто уже не поможет.

- 2 -

Выстрел. Я стреляю в луну, которая без тени смущения смотрит на меня сквозь тёмный квадрат окна, и убираю пистолет в стол.

- 3 -

Меня больше нет. Моё тело осталось сидеть на полу возле дивана. В месте, где вчера ещё был висок, зияет чёрная дыра. Лица тоже нет - оно превратилось в большой окровавленный сгусток.

- 4 -

Улица утонула в дожде. Я встала, ещё до конца не проснувшись, побрела в ванную. Из зеркала на меня смотрело чьё-то лицо, но теперь я знала, что оно мне не принадлежит. Меня нет. Завтрак безразлично проваливался в пищевод, оттуда - в желудок. Кто-то сидит за столом в моём свитере и рубашке, ест из моей тарелки, пьёт из моей кружки. Разум пытается сказать мне, что это я. Но я-то знаю - моё тело осталось сидеть там, на полу, а меня больше нет. И рядом тоже нет никого. Теперь меня это уже не так заботит. Это очень заботило то, что сидит сейчас в моей комнате с чёрной дырой в голове. Или в том, что осталось о головы. Что будет, когда сюда кто-то войдёт? Мама будет плакать. Я не хочу, чтобы мама плакала. Но это будет не скоро. Пока она думает, что всё хорошо. Пока все думают, что всё хорошо. Ещё ни кто не знает, что меня больше нет.



22 - 23 июня 1994 года Рига