***
Как всё это осталось далеко,
Хоть нас с тобой и разделяли стены.
Ночь у тебя в подъезде на ступенях,
Разбитое холодное стекло.
Тепло твоих, давно ушедших лет
Испепеляет мне чужие раны.
Ты снова углубляешься в романы,
А я - в пустую пачку сигарет...
Рига, 1990 год
***
Под флейту карлика - урода
Мы танцевали под дождём.
И он, накрыв себя плащом,
Смешил осеннюю погоду,
Но что смешного было в нём,
Когда он шляпу протянул?
Его глаза светились болью,
И кто-то рубь в него метнул
Рукой из барского сословья,
Ногой брезгливо выбив стул.
И бледное смятенье лиц
В дождливых сумерках читали
Полы плаща, склонившись ниц,
Глаза, что полные печали,
Слова, похожие на птиц.
И в белоснежном будуаре
Уснули светские черты.
И дамы кучеров ругали,
Слепых от дивной красоты.
Под соболиным мехом плеч
И под затянутым корсетом
Одно желание – прилечь -
Овладевало высшим светом,
Всё тише становилась речь ...
Oкончен день. В саду темнело.
И шелест фраков и сапог
Смешался с шорохом дорог,
Лишь еле слышно флейта пела
И тлел фонарный огонёк.
5 октября 1993 года
***
Л.Ю.
Запахни получше плащик,
Не пускай под сердце ветер -
Белокурый шумный мальчик -
Он такой, как твои дети.
Переулки. Подворотни.
Я иду, в карманах руки.
За спиною сотни, сотни -
километры,
люди,
звуки.
Чья-то жизнь проходит рядом
Вдоль по Невскому проспекту,
И по лицам беглым взглядом
Пробегает чьё-то лето.
Ноги, площади, вокзалы…
Кто-то милостыню просит.
Мимо, мимо, как попало
Вот уже проходит осень.
Город хнычет - слёзы стынут,
Тихо падая на строчки.
Подари слезинку сыну,
Подари слезинку дочке.
Запахни получше плащик,
Не пускай под сердце ветер -
Белокурый шумный мальчик -
Он такой, как твои дети.
23 - 24 октября 1993 года,
Ленинград
***
Л.Ю.
Я буду маленьким шутом,
И на балу у королевы,
Целуя руку Вам несмело,
От слёз укроюсь под зонтом.
А Вы, в блистании свечей,
Среди оркестров, дам и славы,
Теряясь в призраке забавы,
В потоке пламенных речей,
Вы улыбнётесь - Вас влекут
Игры заманчивые тени.
И Вы шепнёте королеве:
“Какой у вас забавный шут!”
А я, в потёртом парике
В хрустальном блеске карнавала, -
Я веселю кого попало
Фольгой на старом колпаке.
Улыбкой огненной скользя
По запотевшим ярким маскам,
Я различаю злые краски,
Что тычут пальцами в меня.
И колокольчик на спине
Я, словно крест, несу по залу -
Вас выбрал королевой бала
Невзрачный шут. И как во сне,
Идя в тоске по октябрю,
Стирая смех дождём с манжетов,
Под нежный шорох флажолетов
Я понимаю, что люблю...
1 ноября 1993 года
***
Отголоски грядущей зимы
Мерно тикают в старых часах,
Чёрной стрелкой отсчитаны дни,
Что притихли в холодных домах.
По ступеням октябрь идёт,
Осторожно касаясь перил.
На исходе ещё один год
В стеариновых окнах застыл.
Отсыревшею спичкой зажгу
Я осколок свечи на столе,
И опять до утра просижу
Неподвижная, в нижнем белье.
И с морозным дыханием в такт,
В плавном танце размытых теней
На колени опустится мрак,
Что ютился у белых дверей.
А потом будет всё, как всегда -
В пустоте незадернутых штор
Я увижу в плаще изо льда
Королеву, что входит во двор.
Бестолковою снежной пургой
Она в дверь постучится ко мне,
И холодною нежной рукой
Нарисует январь на стене.
1993 год
***
Я на стенке нарисую синий снег -
Пусть все думают, что нет другого мела,
Только снегу дела нет до них до всех -
Кто сказал, что синий снег быть должен белым?
А под ним я нарисую круглый дом.
Почему он круглый - объяснять не стоит,
Хорошо и без углов жить можно в нём -
Кто сказал, что без углов домов не строят?
А над крышей - треугольная труба,
Зайчик солнечный на той трубе играет,
И пусть скажет мне хоть кто-нибудь тогда,
Что подобных музыкантов не бывает.
Возле дома посажу зелёный сад,
Все деревья в нём я нарисую в клетку,
А на грядках нарисую виноград -
Кто сказал, что виноград растет на ветках?
А потом я нарисую облака
И огромную луну на небосклоне,
Пусть она на всех и смотрит свысока -
Кто сказал: "Луна не вместится в ладони?"
Я на стенке нарисую синий снег -
Пусть все думают, что нет другого мела,
Только снегу дела нет до них до всех -
Кто сказал, что синий снег быть должен белым?
15 ноября 1993 года
***
А ночью выпадет снег.
Я выйду за мёрзлые стены
И, выключив в комнате свет,
Пойду по скатерти белой.
И в щелях оконных рам
Ночевать останется ветер.
Я не буду теперь стоять там
Между ним и морозом – третьей.
Ничего нет смысла менять,
Наступленье зимы неизбежно,
И вот я, покорна опять,
Отдаюсь королеве снежной.
И от рук, закованных в лёд,
Я почувствую мёртвый холод.
Но никто меня не вернёт,
Потому что не найден повод.
А она засмеется вслед,
Она знает, что я согласна.
Это только её секрет -
Меня сделать себе подвластной.
И, споткнувшись о синий взгляд,
Я забуду, что есть ещё лето -
Я в полку у зимы солдат,
И никто не изменит это.
17 ноября 1993 года
***
Гроб выносили вчетвером.
На крышку падал синий лёд.
Под незашторенным окном
Уже давно машина ждет.
И, не стесняясь мокрых глаз,
В платок закутанная мать
Склонилась, чтоб в последний раз
Дитя своё поцеловать.
Осиротевшая за миг,
Вся постаревшая за ночь,
Безумный подавляя крик,
Она сейчас хоронит дочь.
И птицей рвутся на ветру
Косынки чёрной два конца;
Вся поседевшая к утру
С укором смотрит на отца.
Так и стоят они одни,
Стоят у гроба - с двух сторон,
Стоят - чужие и свои
Под серой тенью похорон.
В них друг для друга нету мест,
Уже не плачут. Лишь молчат.
А в том, что в изголовье крест,
Из них никто не виноват.
26 ноября 1993 года